Дочитала "Небожителей". Теперь действительно понимаю, откуда взялись все эти шутки про собаку породы Чен хуа-хуа и задранную хуалянями до неба планку интерпретации понятия "приемлемый партнер")

Те, кто обладает такой способностью к любви, как чел, написавший любовь Хуа Чена, обычно и сами, нервичски хохоча, баррикадируются от реала выдуманными мужиками, так что нефиг читателям жаловаться, есть Мосян, которая прямо руками его трогала, пока лепила, у нее больше нет отпечатков пальцев, сожгла наверняка еще на первом томе)

Не удивительно, что среди огромного количества артов по новелле такое поразительно малое число работ передают его характер, ухватывая это невероятное своеобразие. Почти нет изображений Хуа Чена, есть юноша в красном. Одежды краснее клена, кожа белее снега… Да-да, все так, да не так, потому что очень сложно нарисовать такую душу. Выражение глаз.

Вспомнилось возмущенно-веселое от Мосян после какой-то главы: перестаньте подсчитывать глаза Хуа Чена! Он не всегда в своем истинном обличье, не забывайте, что иногда он юноша семнадцати лет, такой, каким был перед гибелью!
"Перестаньте подсчитывать глаза Хуа Чена"!

В процессе общения с этой прекрасной историй для меня было по-настоящему важным и очень клевым то, с каким облегчением и радостью я поняла, что ошиблась кое с каким промежуточным выводом. После третьего тома мне показалось, что, как бы ни запала в душу пронзительная красота любви Хуа Чена к Се Ляню, это была только мечта, объект приложения преданности, как бывает в детстве, только дольше на восемь столетий, потому что факты таковы, что он не знал его, отдав свое сердце единственному свету, который с ним случился за всю его недолгую жизнь, полную беспросветной тьмы.

А потом был четвертый том. И впервые погибший за него на поле боя Хуа Чен. И упрямый сияющий огонек его души, который вцепился в жизнь так, что никакой ритуал освобождения не подействовал. Оказалось, он был с ним рядом даже в посмертии. Он видел каждый из мучительных дней падения реальности Се Ляня, видел его в грязи и на пьедестале, святым и почти сдавшимся ненависти, поверженным и выжившим. Он прошел через все это рядом с ним. Он переродился в демона невыносимым страданием Се Ляня, чтобы стереть с лица земли тех, кто его убил у него на глазах. Он отказался от вознесения, от царства небесного, если оно низвергло его единственного бога, ему нечего было делать на небе, потому что Се Лянь остался на земле. И, если я ничего не путаю, это ведь был единственный случай вознесения нечеловеческой сущности. Он уже остался без тела, он был призраком в поисках силы, чтобы защитить того, кого любит, когда это произошло. Немыслимо и очень-очень логично. Как с Повелительницей Дождя. Как со вторым вознесением Се Ляня – жертва, любовь и самоотречение.

Ему предложили небо, он, зная небо, стал князем демонов.

Как же классно, что законы мира там прописаны тоньше, дальше, больше, чем примитивная моделька, вроде бы предложенная на первый взгляд. Ведь вознесение – воля вселенной, а не коррумпированной верхушки заклинательского мира, пролезшей повыше и вовлеченной в товарно-денежные отношения с верующими) Ведь демоны там – никакое не зло, как небо – никакое не добро, они просто озлобленные души. И работает все по законам магии – есть артефакт, будет результат, нет артефакта – чудо из воздуха не сотворишь, бог ты или демон. Но иногда… Вот это самое иногда – вся соль, весь смысл принципа мироздания, вселенной, созданной любовью – иногда бывает то, что выше прогнившего неба. Хуа Чен отдал всего себя, вплоть до развоплощения, полностью влил в Се Ляня жизнь до капли, чтобы тот поднялся над непобедимой силой, снял обе проклятые канги, хотя вряд ли это ограничение было вообще в курсе, что такое возможно. Се Лянь победил. Это тоже закон мироздания. У него ведь за плечом стоял Хуа Чен. Не позволял себе умереть. Некогда умирать, пока битва не выиграна, пока его бог еще не в безопасности.

Два момента, которые поднимают фанфик до литературы. То, что Се Лянь сказал умирающему Инь Юю:
- Ваше Высочество, - мягко утешил его Се Лянь, - ты и так проделал большую работу. И ты очень хорошо справился. Ты уже намного, намного лучше большинства людей.
Инь Юй, наконец, с трудом издал слабый смешок:
-Лучше, чем большинство людей, да?
Закончив говорить, он вздохнул, и звук последнего сожаления вылетел вместе с его душой, когда он в последний раз пробормотал.
-......но я хотел быть богом...
- Но, Ваше Высочество Инь Юй, на самом деле никаких богов в этом мире нет...

И то, что он думал в момент, когда понимал, что ему вот-вот предстоит пройти через сотню смертельных ударов мечом – в живот, грудь и горло, даже без возможности умереть.

"Когда в глазах принца отразился холодный блеск клинка, его ужас достиг своего пика. Так много людей… Если каждый проткнёт его этим мечом, что же от него останется? Принца посетила не только мысль о том, что его тело превратится в решето, в бесформенную кровавую кашу. Он намного сильнее боялся другого, смутно ощущая, что если они так поступят, то, возможно, что-то в его душе будет навсегда уничтожено".

Христос в Гефсиманском саду. Он человек. Ему страшно умирать такой чудовищной смертью. Но он сделал этот выбор – на площади в каком-то городе государства Юнань, когда сам дал им меч. А меч стырил Хуа Чен. И улыбнулся ему из-под маски. И умер ради него во второй раз.

История Сиддхартхи отчасти тоже здесь. Принц, не ведавший, что такое горе и жизнь, сам отрекшийся от сытого бестревожного существования – второе низвержение, срединный путь после двух первых периодов жизни, когда слишком много и слишком мало, а затем восемьсот лет знакомства в тем, что такое на самом деле – жизнь. И третье вознесение – пробуждение. Сложно не заметить параллелей с историй Будды.

А удачу он ему все-таки отдал, был там этот крохотный момент в полпредложения – если где-то убыло, значит, где-то прибыло, и сделал он это во имя жертвы Хуа Чена, отдавшего ему свою жизнь, хотя Се Лянь даже не знал, что это был Хуа Чен, так и называл безымянным воином. Думаю, двойная удача нужна была Хуа Чену, чтобы упрямо возвратиться из небытия, после почти полного рассеивания души – у него тут дела между прочим, некогда сачковать, кто за неприкаянным богом присматривать будет)

Глубина преданности Хуа Чена – это нечто такое, рядом с чем целые эпохи – пыль.

Вообще, очень, очень много по-настоящему сильных моментов. И ведь это я еще пытаюсь быть серьезной и говорить о важных вещах, сдерживая крики непосредственно про любовную линию романа ))) Шляпа доули над головой поверженного врага. Цзюнь У, который и кнутом, и пряником полжизни пытался оправдать свою ошибку, на которой свернул к темноте, всеми правдами и неправдами заставляя Се Ляня повторить ее. Ребенок, закрытый от огня Ци Жуном. Сянь Лэ-пати, которая и восемьсот лет спустя через всю грызню и обиды прошлого примагничивается друг к другу намертво) Много, очень много там всего. И бесконечные зеркальные ситуации, повторения. Все как в жизни.

И, конечно, Мосяновский юмор, ржунемогу)))

Бог-аутист хлопает глазенками на целующихся хуаляней:
-Какой странный способ передачи духовной энергии…
Фэн Синь с Му Цином, дружно охренев, теряют дар речи.
Пэй Мин, блестя глазами:
-Муа-ха-ха.
Милаха Циин все еще в непонятках:
-Я даже не знал, что так можно передавать духовную энергию…
Кто-то там:
-Да это, ну, понимашь, не то чтобы… В общем, забудь. Нет, так нельзя передавать духовную энергию, забудь все, что ты видел.


Мокрые хуаляни выползают из озера в Призрачном городе, телепортнувшись во владения Хуа Чена. На Се Ляне – женское платье, раненая нога кровоточит, Хуа Чен, заметив неладное, хватает его за лодыжку, пытаясь осмотреть повреждение. Демоны в отдалении:
-Кто посмел вломиться на наши земли?! Каким вы там непотребством на берегу занимаетесь?! О, градоначальник Хуа, не признали, виноваты, простите недостойных, вы кого-то насилуете? Нам ее подержать?
Все, без комментариев )))

Битва над владениями Черновода.
-Сань Лан, а Черновод не будет против, все-таки это его территория…
-Ни о чем не беспокойся, гэ-гэ.
-Но мы тут уже и воду в море вскипятили, и меч из мертвых драконов сделали, как-то нехорошо…
Хуа Чен:
-Он должен мне денег. Гэ-гэ не стоит волноваться о таких пустяках.
Се Лянь, мысленно: "Сколько же денег он тебе должен"…


Ци Жун как отдельный вид отвратительного искусства, примерно половину текста:
-Ах ты, грязный пес Хуа Чен и псом вылюбленный Се Лянь…
Провидец, блин))) С Пэй Мином на пару

Иногда я чувствую, что немножко Се Лянь.


Нет, правда, мысли разлетаются, как бабочки повелителя демонов, столько всего про них думается-чувствуется.

А, ну и самый возмутительный момент романа. ПАРОЛЬ ОТ ВАЙ-ФАЯ ЛИЧНОГО КАНАЛА ХУА ЧЕНА СЕТИ ДУХОВНОГО ОБЩЕНИЯ! Как она могла так поступить! Может, на каком-нибудь интервью Мосян запытали щекоткой до икоты, и она все-таки призналась?? ))))))